В багровых тонах

Как часто в последние годы мы называем наше время перемен то смутным, то тревожным: Войны, восстания, бунты, смятение.: То эйфория от смены формации, то ностальгия по болотно-спокойным временам, то радужные надежды, то безысходность, то взлеты, то падения: Нелегко придется будущим историкам описывать это время.: И не хватит художникам двух красок - черной и белой - чтобы его отобразить: Хотя, все же, видимо, большую часть полотна они и будут занимать, эти два контрастных цвета.
Как разительно изменилась жизнь в нашей республике за эти годы! Как грибы, растут дворцы, строящиеся не на самые праведные деньги. Германских мерседесов, шведских вольво больше, чем в этих странах-производителях, вместе взятых, уж не говорю о джипах и прочих навороченных автомобилях. Казалось бы, радоваться надо, да что что-то не тянет на радость. Ибо не меньше, чем богачей, нуворишей и нуворишек, стало людей обездоленных, бедных, униженных и оскорбленных. У многих из них не осталось ничего, у некоторых даже - надежды, которая, как известно, умирает последней: Надежды на лучшую жизнь, надежды на будущее, надежды на справедливость.
Наверное, немалое место в картине грядущего живописца, который возьмется писать полотно нашей сегодняшней жизни, займет и багровая краска - цвет войны, цвет крови, цвет пожарищ:.
Но мы, сегодняшние скромные летописцы-газетчики, не претендуем на объемные полотна. Мы лишь помогаем ему, грядущему художнику, собирая кусочки мозаики сегодняшнего бытия.
Недавно по городу разнеслась жуткая новость: произошла попытка самосожжения. пострадали двое - отец и сын. В такое не сразу верится - ведь жизнь - самое ценное на свете, она священна и неприкосновенна. И чтобы добровольно расстаться с нею, нужны веские причины. А чтобы расстаться еще и таким мученическим путем, да еще при всем народе - это с трудом укладывается в голове. Что же произошло? Наши корреспонденты встретились с семьей пострадавших, с их коллегами, соседями, знакомыми.

На площади
На площади им. Ленина - небольшая группа людей. Как выяснилось - это представители союза <Чернобыль>, студенты, жители Редукторного поселка: Взволнованная женщина сбивчиво рассказывает, время от времени плач мешает ей говорить:
- Я хотела встретиться с Амировым, просто посмотреть ему в глаза и понять, исходит от него это, или это просто самодеятельность этого самодура, новоявленного этого капиталиста...
- Кого Вы имеете в виду?
- Как мне объяснили, этот район, где мы живем, и озеро приватизировало акционерное общество <Ак-Гель>, мы акционеров не знаем, кроме Ислама, я его фамилию не знаю. Он владелец мойки недалеко от нашего магазина, и у нас с ним неплохие отношения были. И вдруг он приезжает ночью и моему мужу говорит: <Твой магазин мы убираем>. - <То есть, как это убираешь, за что?> - <Я здесь дорогу расширяю>. - <Ну, ты же хозяин, ты все можешь...> - <Мне не катят твои разговоры, мне не по кайфу, что ты мне отвечаешь> - это я Вам дословно говорю.
Мы прервали рассказ, попросив женщину представиться.
- Я Османова Галина Николаевна, проживаю в Дагестане с 68-го года, имею 5 детей, у меня двое внуков, дочки учатся на факультете журналистики.
Подошла я к ним: <Что случилось?> - <А ты, торпеда, отойди отсюда> - на меня. Я говорю: <Я не торпеда, я мать, я жена, я хозяйка. Как ты со мной разговариваешь, сколько тебе лет?>. <Отойди, - говорит, - ты мне вообще противна, запихайте ее в магазин. Я сказал - снесу, и все>.
Мы заявления приносим в отдел архитектуры на имя Курбанова - ответьте нам конкретно, вы что, сносите наш магазин, или он остается. Он: <Я этим не занимаюсь, этим занимается <Дагколхозпроект> какой-то:
Мы снова перебиваем Галину Николаевну:
- Когда Вы строили это здание, у Вас разрешение было?
- Конечно. Мы получили разрешение в 1995 году, по ходатайству союза <Чернобыль>, было ходатайство и от с/х им. Г. Саидова. Они нам обещали привозить картошку, тыкву, сельхозпродукцию. Построили мы магазин в 1997 году. Через год, по-моему, пришел Амиров. Мы так радовались, были такие счастливые: вот он порядок наведет. Мне дети отсюда звонили в Польшу - мамочка, знаешь, пришел Саид Джапарович, теперь у нас беспорядков не будет.
Но были, нам мешали строить этот магазин, к нам приезжали, запугивали. Уже много было желающих на это место. Мой муж с детьми сложили этот магазин по кирпичику:
Сами все сделали, все купили на свои деньги, я в Кизилюрте продала дом. За эти два года мы пришли к выводу, что правда, место красивое, но для торговли - не ходовое, не рентабельное, только летом торговля идет, а с октября и до мая можно не открывать. Я дважды сдавала его в аренду, на зиму мы выезжали, и люди, которые брали его, бросали на полпути: <Нам не нужна такая торговля>. Почему ему захотелось это место, понять не могу. У моего мужа были с ним неплохие взаимоотношения. Я ему говорю - <Ислам, ты почему приехал в такое время с таким предупреждением, у нас же какие отношения были? Сказал бы - знаешь, Шапи, к сожалению, твой магазин попадает, передвинь его на метр назад, там же блоки, можно было передвинуть переднюю стенку>. При желании можно было сделать все. - <Это сарай>, - он говорит. Это не был сарай, это был оазис, мы деревья сажали хвойные. Днем сажали - вечером вырубают, солярку льют, что только не делали. Я с этим вопросом обращалась к Амирову, он меня принял, в прошлом году, я ему рассказала свои беды. Он меня понял вроде бы, и вдруг такой удар: Мы все время рвались к нему, нас не пропускали, ни одно заявление не дошло. К Шамову я обращалась, он сходил с моим заявлением наверх, вернулся оттуда без резолюции, отдал мне бумажку. На этой бумажке ничего не было написано, согласны, не согласны. Мы все там описали, как Ислам приходил. Потом он является и говорит: <Ты там написала в заявлении, что я приезжал ночью. Вот я днем приехал. Я ночью пригоню танк>. Чтобы мой ребенок не выздоровел, если я вру, есть такая страшная клятва у матери. И это они называют предупреждением!
У меня был этот магазинчик, и ничего больше нет сейчас. Здорового ребенка нет, и муж больной.
- Все-таки, почему такая крайняя форма?
- Мы писали заявления, у нас есть ответ от прокурора, у зам. прокурора были, Рамазанова К. Он по экологической части, когда у нас там эти деревья крошили, ломали, к ним мы обращались. Писала я заявление министру внутренних дел А. Магомедтагирову. Я стояла здесь до 12 часов ночи, чтобы поймать его у входа, чтобы сказать ему, т. к. днем не могла попасть. Заявления не доходили, нет ни одного ответа, хотя я знаю, что в течение месяца дается какой-то ответ - что я глупая, я не права, или мой муж требует невозможного, или они не правы. Нет такого ответа. В последний же день я спускалась по лестнице, когда не прошла к Амирову, идет Мирзаханов Селимхан, который работает здесь. - <Мы Вам писали:>. - <Я не понял, почему вы ажиатируете, - он говорит, - у меня от Амирова ни одной бумаги не поступило на Ваш магазин, почему Вы так нервничаете?> Я говорю: <Потому что завтра утром нас обещают снести>. - <Я вас не понимаю. Ваши документы у него на контроле, а вы бегаете тут, ажиатируете. У меня предписание есть. Что вы нервничаете, никто Вам ничего не сделает>.
В субботу мы встретились с зам. министра внутренних дел Р. Исаевым. Он сказал: <Я ничем не могу помочь, могу дать совет - езжай к дежурному прокурору, напиши заявление, что такое творится, хотя бы предотвратить до понедельника>. Но они не дождались этого, в субботу над нами поиздевались, и в воскресенье в 8 утра раздолбили наш магазин. А к полудню приехал архитектор Ленинского района и сказал - такого распоряжения нет и не было, что за ложь, не было распоряжения снести ваш магазин: Не было, или отменили, или не было.
На Комсомольском проспекте:
- Я была с мужем, дети остались там. Мы написали на двери, что там дети, не трогайте, и поехали в МЧС.
Нас оттуда отправили: <Быстро езжайте в адвокатуру, напишите заявление, передайте в Ленинский суд>.
Когда мы были в адвокатуре, звонит дочка туда: <Мама, наш магазин ломают, уже стены рушатся, мы все в магазине, что нам делать?> - <Выходите, - говорю, - не оставайтесь там, это же звери, там плиты, перекрытия>. Дочь рассказала: <Начал кричать Ахмашка семилетний, и мы открыли дверь, вышли. Они начали вытаскивать нас оттуда, жевали жвачку, у всех были полные рты, плевали нам в лицо, обзывали нас суками, кем хочешь, вышвырнули вещи на траву, и там же была как раз и канистра с бензином:>.
Если бы я там была, этого бы никогда не произошло. Я осталась в адвокатуре, а муж выскочил, даже мне ничего не сказал, поехал домой. Я не успела опомниться, меня к телефону вызывают, говорят: <У Вас там несчастье...>.
Сыну 18 лет. Вы мне ответьте - у каждого в машине находится ведь огнетушитель по положению. Они же были с представителями милиции. Каждый из них мог вытащить огнетушитель.: Они стояли и смеялись: Я сейчас спрашиваю: <Шапи, почему ты так сделал?> Он говорит: <Галя, в тот момент, когда он подошел и сказал, - ты не мужчина, ты баба, я сказал, что я тебе сделаю, и сделал. Плюнул жвачку мне в лицо, у меня помутнение, говорит, было. Я не знал, что делаю>. А сын бросился его тушить. В белой рубашечке (плачет). И больше всего пострадал - левая рука вся обоженная, глубокие ожоги. Вчера ему сделали шунтирование, порезали всю руку, кровообращение нарушилось, сказали, - кисть отрежут, если этого не сделаем:
Мы все в шоке. К нам все приходят и говорят - вы зря с ними связались. А когда еще по телевизору сказали, мой муж всю ночь не спал, я ходила по коридору :
- Что сказали?
- Что, мол, нам давали деньги, землю, что мы отказались, что мы ничего не хотели. Это чистая ложь. Пусть мой сын не выздоровеет:.
- Боже упаси!
- Я вам как мать говорю, клянусь, написано на моем же холодильнике в моем же кабинете, с трясущимися руками пришли, писали. Один из них, было видно по лицу, более-менее порядочный, сказал: <У вас еще до конца рабочего дня время есть, езжайте быстрее к Амирову, может что-то изменится>. Ну как мы туда пройдем через эти кордоны, скажите, пожалуйста? Ничего не получилось.
:Канистра взорвалась, соседи кидали на него тряпки, а эти стояли, жевали жвачку, надували: - это со слов очевидцев, которые пришли вчера кровь сдавать. И плевали, говорят, - стояли, даже не пытались ничего сделать. Мой сын бежал целый километр по улице, горел факелом. Соседский мальчик Рустам поймал его:. (Плачет).
На площади:
Говорит один из собравшихся, Юсупов Борис Шамилович. У него на груди - награды: орден Красной звезды, медали. Он - инвалид, ветеран труда.
- Я живу по соседству на Комсомольском проспекте. Видел все происходящее, весь этот беспредел, как ломали. Соседи возмущены, собрали подписи жильцов для того, чтобы оставили этот магазин на месте. Там они построили и остановку - от дождя, снега и ветра. Посадили цветы, каждый день поливали их. Говорят, что Амиров проезжал здесь, жал руку хозяину, дескать, спасибо, вы сделали такую красоту: Возмущение не дало никакого результата. Думаю, что Амиров об этом не знает. Мы требуем принять меры, возместить ущерб, нанесенный хозяину и его сыну.
В разговор вступает заместитель председателя союза <Чернобыль>: - Мы знаем одно, что до Амирова истинные сведения не дошли. Тот же Ислам, когда увидел чем все это закончилось, преподнес это Амирову со своей колокольни. И в итоге его действия сочли правомерными. На самом же деле хозяевам магазина сообщили, что они сноситься не должны, что вопрос их магазина практически решен - оставить его на месте. Кроме того, эти же люди приезжали в больницу и угрожали хозяину физической расправой. Кто их туда пустил, не ясно, как можно с автоматами людей пускать в больницу и почему сына выписали из реанимации, хотя он должен был там находиться еще месяц, и положили в простую палату? Все эти вопросы не мешало бы выяснить и довести до сведения самого Амирова.
- Ваша фамилия?
- Тоже Амиров, Аскер.
Мы говорим с дочерью Османова Эльмирой, студенткой.
- Ваш отец пошел на такой крайний шаг. : Стоило ли?
- Как сказал один человек - самокат против танка не пойдет. Это был просто отчаянный шаг отца. Ну что мы могли сделать, все боятся. Сносили экскаватором, когда мы были в магазине, пятеро детей, самому младшему семь лет. Мы закрылись в магазине. Они приехали, мы открыли окно: - покажите распоряжение. - <Я, - отвечает, - ваше распоряжение>. Ничего не показал, сказал: <Сносите магазин>. Мы не открыли дверь. Они начали сносить остановку, взялись за подсобку. Ребенок стал плакать, штукатурка стала сыпаться. Это такой шок, нам пришлось открыть. Стали вытаскивать вещи. Он даже не давал нам вытащить вещи, спешил разнести все.
Здесь подруги, однокурсники, друзья, второй курс журфака. Двое из них в это время были в магазине.
- Я подруга Эльмиры. Ужас, это было жутко. Бывают в жизни моменты, которые надолго запоминаются. Это был действительно большой шок. Мы только сейчас осознали, что случилось. Я не говорю, прав Шапи или не прав, но я понимаю этого человека. Его просто до этого довели. Этих людей даже людьми не назовешь, это чудовища. А Муртуз Магомедов, зам. главного архитектора города, кричал: <Я мужчиной не буду, если не снесу этот магазин>. А Ислам говорил: <Если надо будет, я снесу этот девятиэтажный дом> - при людях. - <Это моя земля, я ее купил, что хочу, то и делаю>. Он жевал жвачку, в то время, когда отец Эльмиры поджег себя, меня потом откачивали девочки, я потеряла сознание. Но я не забуду... А один стоял и смеялся. Я подошла и сказала: <Что же вы делаете, вы звери, а не люди>. А Ислам сказал: <Пускай поубивают друг друга>. Они смеялись, а соседи плакали, они сказали: <Мы против них не найдем управы...>.
Эльмира: Приехали ребята с ТБС. Потом приехали Муртуз Магомедов, Ислам, несколько человек, вооруженных до зубов. Телевизионщики стали снимать, а они спросили: <Какое вы имеете право снимать?> Телевизионщики ответили: <Мы права знаем, не мешало бы и вам знать их>. Они запретили снимать. Оператор поднялся на четвертый этаж соседнего дома. Они это заметили и отняли камеру, заставили стереть запись, угрожая побоями. Но у нас была другая запись, которую мы спрятали:
Галина Николаевна: Я шла с площади, плакала и кричала. Меня задержали и привезли в кутузку. - <Мы тебя домой везем>, - и при этом били под ребра, у меня синяки. Заворачивают в Ленинский РОВД. <За что вы меня забрали?> - <А почему ты кричала?>. - <А я и сейчас кричу! У меня там муж и сын:>. Я плачу и прошу: <Отпустите, я больная, я диабетик, у меня давление>. - <А это что у тебя?> - а меня нитроглицерин, сердечное, пузырек. <А, это взрывчатое вещество, хотела теракт сделать, сука!?> (Наверное, работники милиции должны отличать сильнодействующее и часто применяемое в критических случаях сердечное средство от взрывчатки с таким же названием, особенно в сегодняшнее время!- авт.). Дело было в дежурной части Ленинского РОВД. Вот эти ребята на площади мне воду приносили, а те, из РОВД, руки заламывали. Подошел один с одной звездочкой, маленького роста, говорит, - хочешь, я все твои документы порву.: А потом составили подробный отчет, о том, где шла, как кричала, весь маршрут: (Видимо хотели отчитаться, что наконец-то террориста поймали - авт.). Целый час искали начальника, чтобы подписать, не отдавали паспорт, не отпускали, грозили посадить на 15 суток. Вышла, села на асфальт, плакала, а потом пошла пешком в больницу. Нашла мужа, сына - в реанимации. Врачи мне сказали, чтобы я принесла простыни, печку для нижнего обогрева, потому, что у него обгорела вся спина, и вообще 35 % ожогов. На второй день сына переводят из реанимации в общую палату. Мне врачи сделали замечание, что я без халата, а я узнала, что перед этим приходили люди с автоматами. Я подняла шум - если я пришла без халата - это целое преступление, а когда тут маршировали автоматчики - это ничего? Меня медсестры стали успокаивать: <Миленькая, ну успокойся, ну молчи, ты же знаешь... Молчи>.
Вот моя соседка, наши мальчики дружили. Пусть она скажет.
Зарема Исакова: - Этот магазинчик был хоть и не такой шикарный, как сейчас строят, но он был оазисом на этой трассе. И так с ними поступить, снести этот магазин, причем, когда внутри находились дети, - это просто варварство. Тем более, что этот магазин никому не мешал. Я уверена, что они сейчас задним числом и решение напишут, но если бы ей представили решение администрации, не говоря уже о решении суда, то, конечно же, они подчинились бы.
В больнице:
Дочь: Когда директор телекомпании ТБС пошел к Амирову забирать камеру, которую отобрали его люди в субботу, мэр во всем обвинил нас. Говорил, что наш отец сам не прав, что зря он это сделал, ему, мол, давали компенсацию, а он не соглашался. Отчитывал этого директора ТБС за то, что тот выдал в эфир якобы не проверенную информацию. Хотя на кассете было снято, как они приехали без единого документа и собирались сносить магазин. Так, что если сейчас они начнут говорить, что Саид Джапарович этого не знал, что это все делалось без его ведома, то это не правда. Он прекрасно все знал.
Мать: Я была у адвоката, он говорил, что у нас есть 15 или 20 дней на обжалование или принятие каких-то мер, но я с ним не успела договорить. Позвонили и сказали, что несчастье произошло.
Отец: Мы просили, писали во все инстанции, лично Саиду Джапаровичу я писал три заявления. Но, видимо, они до него не доходили. Один из его замов все время успокаивал, что наши заявления у него на контроле, и все решится в положительную сторону. А этот Ислам приехал ко мне в 11 ночи и говорит: <Эй, ты, знаешь, что я твой багажник сношу?>. Это он говорит мне, человеку в два раза старше себя. Я у него одно время работал, и он мне до сих пор деньги не заплатил. И этот человек обещает возместить ущерб. А как возместить? Мы, говорит, снесем, ты разбирай стройматериалы, а после нового года построишь по нашему проекту. Я ему говорю: <Ислам, ты же не архитектор, не глава администрации, ты даже не работаешь в администрации. Должно же быть какое-то распоряжение, постановление, как я могу поверить только твоим словам? < А Ислам - он просто хозяин этой территории. Дело в том, что ООО <Ак-Гель> выкупило у города эту территорию, и теперь они ее благоустраивают. Обнесли забором озеро, расширяют дорогу, и говорят, что мой магазин мешает.


Даже если у тебя благие намерения, приди и цивилизованно договорись со мной: <Или мы его снесем, и заплатим компенсацию, или перенесем в другое место>, а здесь идет чисто бандитский, классический наезд. Ему 27 лет, а он не может разговаривать с людьми. Со мной, пятидесятилетним мужчиной, инвалидом, он разговаривает, как.: Вот его лексикон: <Эй, ты че, да мне по кайфу, да мне не катит, да если мне понадобится, я и эту девятиэтажку снесу>, жену мою называет торпедой - <Эй ты, женщина, иди отсюда, я с тобой разговаривать не хочу>. А эта женщина образованная и в два раза его старше, она родила и воспитала пятерых детей. Чтобы мы могли построить этот магазин, она продала родительский дом в Кизилюрте, чтобы наши дети жили не хуже других.
Мать: Я русская, а муж мой лакец, я всем своим детям дала дагестанские имена, потому что Дагестан их родина, и им здесь жить до конца жизни.
Отец: Нет, теперь об этом не может быть и речи, как только это все закончится, соберу всех детей, продам все и уеду отсюда.
Как видите, очень эмоциональные рассказы, события действительно имеют трагическую окраску. Но мы решили выслушать и другую сторону.
Как нам разъяснил первый заместитель начальника Управления архитектуры и градостроительства городской администрации Муртузали Магомедов, гражданину Ш. Османову 8 октября было выдано постановление Главы администрации города и предписание Управления о необходимости сноса магазина, поскольку он попадал в зону реконструкции Комсомольского проспекта. Но они не исполнили этого предписания. Администрация города была вынуждена прибегнуть к крайним мерам. С нарядом милиции представители власти поехали исполнять постановление главы администрации города.
Возможно, так все и было. Но даже какое-либо предписание не позволяет так варварски относиться к правам человека И любое предписание важно выполнять цивилизованно, помня о том, что никакие благие намерения и никакие реконструкции не должны приводить к трагедиям. Наверное, очень важно, чтобы у нас были широкие и красивые дороги. Но не надо также забывать, что любая дорога прежде всего ведет к Храму. И что жизнь и благо человека выше всех построек мира.
Предоставляем читателям самим сделать выводы.

А. Айгунов
И. Петросов

Комментарий юриста.

В соответствии со ст. 35 Конституции РФ, право частной собственности охраняется Законом и никто не может быть лишен своего имущества, иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть произведено только при условии предварительного и равноценного возмещения.
В данном случае допущено грубейшее нарушение конституционных норм и норм гражданских прав Османова Ш.